Как стать военным фотокорреспондентом. Объективный взгляд военных фотографов

Избранные фрагменты разных работ, собранные в виде отдельной подборки Ириной Чмыревой, становятся моделями теоретического дистанцирования по отношению к двум радикальным мужским практикам - войне и фотографированию войны.

Фотография

В отличие от словесных описаний, картин и рисунков фотографическое изображение воспринимается не столько как выражение некоего мнения об этой реальности, сколько как частица самой реальности, фрагмент мира, который каждый может изготовить самостоятельно или, на худой конец, просто приобрести.

Фотография не есть только результат контакта между фотографом и событием, ибо съемка — событие само по себе. Мы признаем все более безапелляционные права главного участника этого события — фотографа — вмешиваться, вторгаться во все наши дела и иные события и даже игнорировать их. Повсеместное присутствие фотокамеры настойчиво внедряет в нас сознание того, что время состоит только из событий, достойных быть заснятыми на пленку.

.
Из статьи «Взгляд на фотографию», 1971
(перевод С. Гитмана, 1989)

Фотография и война

Как когда-то написал В. Юджин Смит: «Первое слово, которое я исключил бы из журналистского фольклора, это слово «объективный».
Сохранение нейтралитета само по себе является политической позицией, поддерживающей status quo. Почему мы позволили этой мифологии объективности/нейтральности запудрить нам мозги? Почему мы терпим подобное от тех, кто больше, чем кто бы то ни было другой, должен быть в курсе дела — от самих фотографов?
...
Существует классический для криминального расследования и для марксизма вопрос: «Кому это выгодно?» Именно с этого вопроса нужно начинать практически каждое «расследование» фотодокументалиста или фотожурналиста. Этот вопрос также сослужит хорошую службу и тем, кто работает в этих жанрах для того, чтобы «завести себя», получить порцию адреналина и удовлетворить свои амбиции. Если то, что в процессе работы происходит с их внутренним миром, способствует только их карьере, тогда, действительно, работа таких авторов ничего не сможет изменить в мире изображаемых ими персонажей, но лишь будет увековечивать их бедственное положение.

.
Из статьи «Документальная фотография, фотожурналистика
и пресс-фотография сегодня. Вопросы и ответы», 1987.
(Перевод А. Никитиной, 2003)

Война и фотография

Война и фотография — произведения человеческого гения, подчас жестокого и злого. Само понятие «война» не мыслимо вне человеческой природы. Современная война подразумевает наличие двух факторов: идеологии, превращающей людей в оружие, и наличия врага. Цель войны в человеческом сообществе уже давно не выживание, не борьба за еду и другие жизненно необходимые факторы. Война — это убийство за идею.

Фотография возникла в 1830-х как эксперимент закрепления светового образа на чувствительной к свету поверхности. И мы можем уверенно говорить о появлении военной фотографии уже в 1850-х.

Между войной и техническим прогрессом есть неразрывная связь, они зависимы друг от друга, они вдохновляют и питают друг друга... параллельное развитие техники войн и цивилизации в целом положительно сказалось и на фотографии.

Военная фотография меняется в зависимости от технического прогресса и того, что каждый конкретный художник хочет сказать о войне, какой он хочет преподнести ее людям сквозь призму своих мыслей и чувств, какие задачи поставлены перед ним.

Но как бы то ни было, война всегда остается войной: скорбью о потерянных близких, страхом еще живых перед смертью, жертвами и калеками. Военная фотография может быть просто способом фиксирования военных действий, а может нести в себе и определенное субъективное «послание» автора к зрителю, быть инструментом пропаганды за войну или против войны.

Насколько уместно говорить о военной фотографии как об искусстве? Искать в ней композицию и красоту? Что есть военная фотография? Произведение романтических безумцев или голая неприкрытая правда, без этики и политкорректности? На эти вопросы даже у военных фотографов у каждого свой ответ.

Мария Смирнова.
Из текста «Война и фотография», 2006

* Мария Смирнова, художница, фотограф, участник I Международного фестиваля медиаискусств в Варшаве (2005)

Фотограф на войне

Однажды в 2004 году Дэвид Лисон сидел за компьютером в своем доме в Далласе, просматривая интернет-страницы, в том числе видео-интервью с Дэвидом Дугласом Данканом. Когда патриарх американской фотожурналистики стал описывать свои впечатления от съемки похорон морского пехотинца, которую он сделал пятьдесят лет назад, Лисон заплакал.

То, что случилось с Дэвидом Лисоном в этот день, называется нервным срывом на почве пост-травматического стрессового синдрома (PTSD). Он получил его, вернувшись из Ирака, куда ездил в 2003 году снимать для родной газеты Dallas Morning News. Вместе с Третьей пехотной дивизией он пересек пустыню и вошел в Багдад, фотографируя американских солдат в центре сражений. Эта работа принесла ему Пулитцеровскую премию в следующем, 2004 году.

Признание обошлось большой ценой. По данным The New England Journal of Medicine, больше 16-ти процентов солдат, воевавших в Ираке, страдают PTSD. Однако никто не взялся изучить таким образом контингент журналистов, освещавших иракскую кампанию.

Дирк Халстид: Какие чувства вызывала у тебя твоя работа в начале твоей карьеры?

Дэвид Лисон: Я очень нервничал. Я считал, что должен был быть готов умереть. Сейчас все наоборот, я все время говорю себе: «Нет, ты должен вернуться домой». Но тогда я ничего не понимал, все время закалял себя словами: «Ты не вернешься, ты погибнешь. Это нормально, это часть твоей работы. Если ты не готов, зачем ты сюда приехал, парень?»... Когда я был на вершине своей карьеры, я по-настоящему верил в то, что фотографии могут остановить войну. И я стремился их найти, снять такие фотографии. Я думал: «Если такая фотография может остановить войну, то какова же ее цена? Моя жизнь — ее цена. Чья угодно жизнь». До сих пор я спрашиваю других фотографов, смогли бы они отдать свою жизнь за такую фотографию? Но как ее найти? У меня не получилось. Может быть, именно это меня так мучит.

Д. Х.: Когда ты попал в плен, ты предполагал, что останешься в живых?

Д. Л.: Нет, я думал, что меня убьют. Особенно когда они поставили нас к стенке — меня и фотографа из Вашингтон Таймс, Дану Смит. Мы работали вместе в то время. Я не знаю, почему люди идут на такую работу. Я не думаю, что кто-то делает это ради денег. Я надеюсь, что никто не делает это ради денег.
... Когда военные возвращаются с войны, они остаются в окружении коллег, среди тех, кто прекрасно понимает, сквозь что они прошли. Они могут рассказывать о том, что они думают по этому поводу, они могут излить свою боль. У журналистов все по-другому, потому что им нельзя явиться на вечеринку и начать говорить об этом. Вот что значит работать военным журналистом, особенно для ежедневной газеты. Ты едешь и снимаешь все эти ужасы. И возвращаешься, чтобы пойти на детский праздник. И ты должен переключиться на ту жизнь, которая была у тебя до командировки. И это совсем не просто.

Д. Х.: Что бы ты посоветовал тем, кто собирается посвятить себя военной фотожурналистике?

Д. Л.: Сперва я бы посоветовал укреплять чувство цели. У меня довольно рано сложилось чувство цели — я стремился к фотографиям, которые могли бы повлиять на ситуацию. Если ты хорошо ощущаешь, кто ты такой и куда ты идешь, ничто не сможет тебя остановить. И еще. Это не самая популярная вещь — меня многие осудят, но я уверен, что есть фотографии, которые заслуживают того, чтобы за них погибнуть. Это не значит, что нужно сломя голову броситься туда, где стреляют. Все же кто-то должен вернуться и показать, что там происходило. Ты должен найти эту самую границу между смелостью и глупостью. ...
Камера не сгодится в качестве брони. Она не остановит пулю, когда ты поднял ее к лицу. Но в то же время камера — это щит в моральном аспекте. Во время одной из таких демонстраций я опустил камеру на живот, так что я мог просто наблюдать за тем, что происходит. Тогда я подумал: «Не может быть. Так не бывает. Какого черта я тут делаю?» Но, знаешь, я поднял камеру, и снова осознал свою миссию.

Дэвид Лисон* прошел сквозь ад.
Интервью с военным фотокорреспондентом.
Дирк Халстид — для Интрнет-журнала TheDigitaljournalist. org, 2005

*Дэвид Лисон, американский военный фотокорреспондент, обладатель Пулитцеровской премии за съемки в Ираке (2004)

Роль фотографа

Как и с поэзией, некоторые считают, что фотография «пустое сотрясение воздуха», тогда как другие видят в ней трубу, призывающую к битве. ... Сорок лет назад — или сто и сорок лет назад, когда фотография была еще чем-то новым — фотографы думали, и не без оснований, что просто запечатлевать окружающую действительность с ее социальными болезнями и несправедливостями есть достаточное условие для того, чтобы что-то изменилось. Однако вскоре стало понятно, что это заблуждение, по крайней мере, сегодня ситуация обстоит именно так. Фотография, сама по себе, действительно «пустое сотрясение воздуха». Это не ограничение возможностей самой фотографии, это, скорее, ограниченность некоторых из тех, кто ей занимается.

.
Из статьи «Документальная фотография, фотожурналистика и
пресс-фотография сегодня. Вопросы и ответы», 1987.
(Перевод А. Никитиной, 2003)

Война как разрушение фотографии.

Война ведет к потере памяти

Я был поражен тем обстоятельством, что многие чеченцы не имели семейных альбомов или просто каких-либо фотографий: они были утрачены в результате войны! Это, пожалуй, самое впечатляющее свидетельство того, что война и разрушения уничтожают вертикальную (временную) целостность общества на семейно-личностном уровне, лишают его запечатленной памяти. Отсутствие этих прошлых картинок создает пространство для воображаемого прошлого.

Валерий Тишков*.
Тексты и образы возлюбивших войну. Глава из книги
«Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны»
(Издательство «Наука», Москва, 2001)

* Валерий Тишков, директор Института этнологии и антропологии РАН.

Эпохальные даты военной фотографии

Военная фотография — продукт развитой европейской цивилизации. Портрет военного мы можем встретить и на ранних европейских, русских, американских дагерротипах еще в 1840-х годах; среди первых сохранившихся фотографий, сделанных в Японии в 1860-х, — портреты самураев. Но военная фотография не только и не столько портрет военного человека. Как только фотография приобрела относительную мобильность, вышла за пределы съемочного павильона, ей под силу стала работа на полях сражений. Вероятно, первая легенда военной фотографии — Роджер Фентон, проделавший с обозом фотографического оборудования путь из Англии через всю Европу в Крым, на съемки Крымской войны, сражений между британскими и русскими войсками за право владеть полуостровом. О съемках Фентона уже в 1860-х писали в превосходной степени; хотя о том, что с российской стороны также работали фотографы, претерпевшие не меньше лишений и обремененные не меньшим числом трудностей, в том числе, технического плана, стало известно относительно недавно.


Роджер Фентон. Долина смерти.
(Ничейная земля, между позициями британской и русской армий, покрытая неразорвавшимися ядрами).
Крымская война. 1855

...
Когда писалась мировая история фотографии, в ней нашлось место фотографии со всех континентов, но в меньшей степени русской фотографии: на протяжении ХХ века в советской России фотография не воспринималась как самостоятельное явление, достойное собственной истории — тем удобное было использовать фотографию в качестве идеологического инструмента, инструмента пропаганды и убеждения. Историю мировой фотографии с равным рвением изучали британцы, французы и американцы: первые двое в соревновательном порыве за утверждение первенства изобретения фотографии, а третьи — в силу того, что отсутствие многовековой истории в Америке было — с помощью фотографии — с лихвой компенсировано обилием зафиксированных за последние полтора столетия событий. Фотография стала инструментом американской истории и одним из главных, а в области изобразительных искусств, вероятно, главным искусством XIX — первой половины ХХ веков.


Александр Гарднер, Тимоти О`Салливан. «Урожай смерти.»
Гражданская война, Северная Америка. 1863.

Поэтому особенная страница в истории мировой военной фотографии — съемки Гражданской войны в Америке, войны Севера и Юга XIX века. Самые известные имена военной фотографии той войны — Гарднер и О"Салливан, Брэдли. Как писала Сьюзан Зонтаг, «Ужасы Гражданской войны в США, запечатленные на фотографиях Мэтью Брэдли и его коллег, в частности, снимки изможденных военнопленных южан, лишь подхлестнули антиюжные настроения северян. Отсюда следует вывод: фотография не может создать нравственную установку, но она может чрезвычайно способствовать укреплению уже выработанной или нарождающейся нравственной позиции» (Сьюзан Зонтаг. Из статьи «Взгляд на фотографию», 1971, пер. С. Гитмана, 1989) Таким образом, уже в те годы военная фотография обозначила сферу и показала мощь своего влияния на умы зрителей.

Со временем военная фотография становится все более изощренным инструментом познания свершившейся на полях сражений истории. В конце XIX века появляются компактные камеры, съемка переходит на пленку (до того самыми распространенными с 1860-х были стеклянные негативы). Появляется большая оперативность. Фотография уже не просто фиксация пост-фактум, но донесение с места во время сражения. Русско-японская, Первая Мировая войны вошли в историю не только как подробно запротоколированные кампании; в свидетельствах о них появляется новая, неофициальная точка зрения: войну снимают не только фотографы, передвигающиеся с официальными лицами, но офицеры и даже солдаты — фотографы-любители. (Тогда же расцветает и шпионская фотография, из-за которой во Вторую Мировую с таким подозрением относятся к людям с камерой, но не в военной форме). Уже Первая Мировая война становится не только захватывающим зрелищем, становится фактом достоверным и неприглядным. Субъективное осознание войны изнутри ее участниками выливается в появление новой литературы, произведений Эриха Марии Ремарка, экспрессионизм в новой европейской живописи, а в фотографии — к появлению нового жанра — фотожурналистики и точнее, военной фотожурналистики...


Фотография 1920-х -1930-х годов, расцвета модернизма, и технически, и по настрою профессионалов — настроенных снимать не только красоту, но и ужас, не только гармонию, но смерть, — оказалась готова к началу Гражданской войны в Испании. Там работали такие мастера, как Роберт Капа. «Смерть республиканца» принесла Роберту Капе всемирную известность, но эта же фотография расставила точки над и для множества людей во всем мире, не только смотревших, но видевших события той войны сквозь фотографию...

Вторую Мировую войну мы представляем себе, во многом, сквозь призму фотографии. Благодаря таким мастерам, как Эжен Смит, Маргарет Бурк-Уайт, Евгений Халдей, Дмитрий Бальтерманц, Борис Игнатович, Аркадий Шайхет и многим другим нам кажется, что мы знаем о той войне все: все о ее буднях и сражениях, о жизни на фронте и в тылу, в осажденном Ленинграде и в освобожденной от фашистов Франции. В ряду великих по силе убеждения фотографий той войны много произведений советских фотокорреспондентов. И дело не только в решающей роли советских войск в той войне, но в том, что советские фотокорреспонденты создавали фотографии, вмещающие в себя жестко выстроенное, лаконичное и последовательное сообщение; их снимки были образными и искренними по убежденности фотографов и их героев в своей правоте...

Войны после Второй Мировой принесли в историю визуальной культуры мира каждая не по одной и не по две — много замечательных снимков. Но от этого, правда, об этих войнах, боль, высказанные фотографами, не стали меньше или красивее. На каждой из этих войн появлялись новые имена в фотографии и погибали великие фотографы. Операция в Индокитае унесла жизнь Р. Капы и Чимы; Вьетнам стал звездным часом и последним местом съемки для Лари Берроуза; в Сальвадоре погиб Ричард Кросс; Ирак унес жизнь Джеймса Нахтвея; в Чечне погиб российский фотожурналист Адлан Хасанов, — и это короткая выборка из длинного скорбного списка.

Мы представляем войну в Югославии по фотографиям Люшина Перкинса и Олега Климова, Чечню — по снимкам Энтони Сво и Юрия Козырева, Томаса Дворжака и Стенли Грина, Валерия Щеколдина...

Фотографии войны была и остается свойственна эмоциональная перегруженность. Фотограф — не только придаток к оперативной, быстрой камере и высокочувствительной пленке, а теперь к цифре. Фотографии свойственна магия соприсутствия: когда камера в руках человека сопереживающего, она смотрит на все сопереживая, и мы, зрители, видим войну по-другому, мы не только соприкасаемся с ней, война оказывается разной и... новой. У каждого поколения фотографов новая война (хотя смертоубийство остается, по Экклезиасту, старым, как мир). Зритель на фотографиях видит в понятии «война» все новые стороны, по стилю фотографии считывает эпоху той или другой бойни. В фотографии войны соединяются неизменность и эпохальная новизна, стиль фотографа и постоянный характер — убийство, истребление, разрушение — самого события. Как писал Дмитрий Киян, «и даже сегодня, несмотря на всю степень максимальной визуальной осведомленности человека, в режиме non-stop, благодаря кинематографу, телевидению и видео, за фотографией остался главный приоритет — когда дело доходит до запоминания, то именно она является той исключительной формой, что проникает в самую суть предмета».

«В эру, перегруженную информацией, фотография предоставляет быструю возможность понять что-либо и компактную форму для его запоминания. Фотография подобна цитате или максиме, или пословице» (Сюзанн Зонтаг. Из текста «Пожелание боли ближнему», 2003).

Поэтому военная фотография, — не всякая, но та, что воспринимается нами как человеческое свидетельство, — тавро нашей памяти. Этот знак будоражит, выковыривает совесть и страх из потайных уголков сознания зрителя. Мы не любим военную фотографию и не можем без нее жить.

.
Из лекции по истории военной фотографии, 2004-2006

1941-1945

Рассматривая большие объемы военной фотографии, можно увидеть, как росло мастерство снимающих, от первых, порой неумело постановочных, кадров войны первого года, когда мастера довоенной фотографии оказывались один на один с новой реальностью, не укладывающейся в рамки их старых приемов, до фотографии второго-третьего года войны, когда фронтовые будни, сражения становились четко отснятым материалом (отснятым настолько профессионально, что страшно задуматься, что бои — не постановка, а привычное зрелище, в котором фотограф — не зритель, а участник, с рефлекторной реакцией на то, когда — стрелять, а когда — снимать). ... Великие фоторепортеры советского «соцреалистического» репортажа 1930-х годов, мастера, снимавшие в эффектных ракурсах для журналов «Огонек» и «СССР на стройке», оказываются не готовы к съемке войны. Но уже 1942, 1943 годы запечатлены на великих фотографиях.

.
Из статьи «Идет война народная. Фотографическая история партизанского движения» к выставке «Идет война народная. Партизанское движение 1941-1944 на территории России, Украины и Белоруссии», Московский музей современного искусства, 2005

1960-е. Вьетнам. Реакция американской фотографии


Я стал фотографом, чтобы быть военным фотографом. И все, что я делал до того, было лишь подготовкой. Меня вдохновляли фотографии времен вьетнамской войны и фотографии движения за гражданские права в США. Они оказали невероятное воздействие на сознание нации. Фотографии, что пришли к нам из Вьетнама, были жесткими документальными изображениями, но именно этим они стали обвинительным актом войне. Они оказались горючим для протеста. Они иллюстрировали то, каким сумасшествием была война, какой она была жестокой и ненужной... Те фотографии создали давление, что было необходимо для перемен, и в результате Америка вышла из войны раньше, чем это могло бы быть. Те фотографии не просто документировали историю, они помогли изменить русло истории.

Я не знаю, как объяснить, но фотография выбрала меня. Меня настраивали на карьеру врача, юриста, бизнесмена, но война и движение за гражданские права внесли неизмеримые перемены в жизнь всего моего поколения. И часть этих перемен была осуществлена фотографией. Она формировала сознание и заставляла мир двигаться. Когда в результате всего я решил стать фотографом, это было уже традицией, которой я хотел следовать.

Джеймс Нахтвей.

Начало 1990-х

Косово


Если вы журналист, то можете легко уехать из Сараева. Можете улететь самолетом ООН в любой день, когда только захотите. Сегодня вы здесь, завтра вас уже тут нет, но жители Сараева этого сделать не могли. Они были как в западне, и вы реально это чувствовали. Основная часть фотографов, которые работали в городе, сильно привязалась к этому месту.

Признать сам факт, что вы можете вот так взять да уехать, было бы равносильно позору, и это толкало вас к тому, чтобы остаться тут подольше. На сорок пять дней вместо всего тридцати. Большинство из нас было под защитой бронированной техники, или же мы могли перемещаться с теми, у кого она была, но через некоторое время начинаешь испытывать неудобство за возможность быть защищенными. Больше не хочется сидеть где-нибудь в кафе в бронежилете и шлеме, вы просто носите обыкновенную футболку — просто потому, что вы привязываетесь к этим людям — тем, у которых других шансов нет.

Кристофер Моррис*.
Из книги «Shooting under Fire: the World of the War Photographer»,
автор-составитель Peter Howe, 2002

*Кристофер Моррис. Американский фотожурналист. Один из основателей фотоагентства VII.

1990-е

Чеченская война

... Тематический кругозор фотожурналистов (большинство приехали снимать в Чечню впервые в жизни) оказался узким и идеологически запрограммированным. Почти все они снимали «джентльменский набор» доминирующих политических клише.
Во многих этих «имиджах», ... была своя доля правды, но только доля и не более того.

Было бы правильнее написать отдельную главу о визуальной антропологии насильственного конфликта, но тогда не обойтись бы без изучения не только политических ориентаций, но эмоционально-психической стороны изучаемого «исходного материала», т. е. самих фотографов, объектив которых наслаждается почти исключительно фиксацией крови и смерти. Это те самые «возлюбившие войну» (war lovers), о которых написал свой роман Джон Херси несколько десятилетий тому назад.

В целом мой общий вывод о чеченских «имиджах» следующий: можно получать удовлетворение от искусства фотографии, но нельзя верить визуальным образам войны, ибо они крайне селективны, политически мотивированы, а иногда просто лживы! Но данный вывод не решает проблему «имиджей» войны, ибо последние уже стали ее неотъемлемой частью и более того — без них война может просто не состояться или же получать перерыв в ожидании, когда подоспеет камера к очередному насильственному действию.

Валерий Тишков*.
Тексты и образы возлюбивших войну. Глава из книги «Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны» (Издательство «Наука», Москва, 2001)

* Валерий Тишков, директор Института этнологии и антропологии РАН

Начало 2000-х

Новое отношение к войне: грязный тур Мэтью Слиса


Лицевая сторона обложки похожа на конец книги: большая фотография пустыни, над которой краем, вылетая за кадр, тащится вертолет и штрих код, в котором можно разобрать имя автора и название альбома. Короче, одна большая армейская... спина. Военный конфликт в Восточном Тиморе — на одном из островов Тихого океана — такая же отдаленная и малопривлекательная история. Она бы и оставалась далекой, если бы не военные вторжения рубежа 1990-х — 2000-х: Кувейт, Афганистан, Югославия, Ирак, — не говоря уже об африканских конфликтах, которые «разрешаются» с приходом миротворцев и армейских сил определенных государств, кажутся потухшими (или почти), пока иностранные военные стоят там, и разгораются вновь с ожесточенной яростью после их ухода. А в последнее время эти конфликты приобретают характер партизанской войны против «миротворцев», отчего вполне можно заключить, что служба военных из миротворческих сил/государств опасна и трудна.


Мэтью Слис профессиональный фотограф, умеющий снимать «красиво», когда речь идет о рекламе или моде, тонко, когда делает свои частные фотографии, объявляемые галереями «искусством», и жестко, когда оказывается в условиях, где фотографа называют «военный фотокорреспондент». Его война — визуальный аналог статей одного из самых ярых противников войн, знаменитого военного корреспондента Артуро Перес-Реверте. Оба — мужчины, их трудно заподозрить в не-понимании материи войны, и оба терпеть не могут иностранных наблюдателей и орды выутюженных «тыловых» вояк в костюмах, обеспечивающих своим носителям супер-защиту. Толстые потребители гамбургеров, проносящиеся на джипах «ООН» мимо вывесок «Теперь и в Восточном Тиморе есть холодный чай» (высшее проявление цивилизации!), марионеточные корольки-местное самоуправление Тимора — это фотографии задают настрой всему альбому Слиса. Но никакие идеи, самые модные в среде зрителей-интеллектуалов, ничего не стоят, если они не стали классной фотографией. У Слиса в центре снимков пустота, а по краям ошметки его «Грязного тура» к театру военных действий.

Сейчас фотографию Слиса сравнивают по силе воздействия с работами Нахтвея; действительно, подобно тому, как убитый в Ираке фотограф показал космическую перспективу невероятных по глубине диагоналей военных картин, уходящих во все концы истории, к ее началу и к концу, так и Слис стал фотографом нового видения войны — пустоты, вокруг которой копошится то, что не тонет.

.
Рецензия на книгу Мэтью Слиса, 2005-2006:
Tour of Durty
Winning Hearts and Minds in East Timor
Photographs by Matthew Sleeth
Text by Paul James, edited by Helen Frajman
Hardie Grant Publishing, M.33 Publishing 2002
ISBN 0-9579553-1-6, 1-74064-066-7

Идея и подбор текстов Ирины Чмыревой

Bот суть военной фотографии остается незыблемой: вы должны подойти настолько близко, насколько это возможно, и остаться живым, вы должны заставить трагедию говорить, насытить ее эмоцией и художественной ценностью, вы должны сопереживать, оставаясь при этом объективным.

Хавьер Манзано «Самая ужасная в эмоциональном плане ситуация для любого фотографа - это когда он вступает в зрительный контакт с тем, кого он снимает, и осознает, что на самом деле абсолютно ничем не может ему помочь».

Хавьер Манзано переехал с семьей из Мексики в США в 18 лет, так что неудивительно, что особое место в его репортажах занимают темы нарковойн и событий вблизи мексикано-американской границы. В 2011-м он получил свой первый приз World Press Photo за фотографию из мексиканского Сьюдад-Хуареса - одного из самых криминогенных городов в мире, а спустя год отправился снимать войну в Сирии. Итогом этой командировки становятся две крупные фотоистории, отмеченные Пулитцеровской премией.







Реми Ошлик
«Война хуже наркотиков. В какой-то момент она превращается в ужасное путешествие, в кошмар, но потом, как только опасность спадает, возникает непреодолимое желание вернуться назад и получить еще больше».

Реми Ошлик с детства мечтал стать военным фотографом, и уже в 20 лет ему удалось свою мечту исполнить. В 2004-м он поехал снимать политический кризис на Гаити, а вернувшись, получил за него премию Франсуа Шале. Ошлик продолжил снимать в экстремальных условиях: демонстрации в родной Франции, Гаити, объятый эпидемией холеры, арабские конфликты. Он прекрасно знал максиму великого Роберта Капы о том, что в близости к объекту съемки кроется хороший кадр. Однако привычка быть в центре событий сыграла с ним злую шутку, и 22 февраля 2012-го во время бомбардировки Хомса Ошлик погиб.







Джеймс Нахтвей
«Я наполовину глухой. У меня повреждены нервы и постоянно звенит в ушах, а бывает, что я и вовсе ничего не слышу. Наверное, я оглох из-за того, что не вставлял в уши затычки. Все потому, что я хотел слышать».

Джеймс Нахтвей - один из самых знаменитых фотографов современности. Он начал свою карьеру в далеком 1976-м и с тех пор побывал в горячих точках по всему миру, пять раз получал золотую медаль Роберта Капы, дважды был отмечен World Press Photo, состоял в знаменитом Bang Bang Club, а также стал главным героем документального фильма War Photographer. В 2003 году уже немолодой Джеймс Нахтвей получил ранение во время атаки на военный конвой в Багдаде, но довольно быстро сумел оправиться. Нахтвей - вообще удивительный пример удачной карьеры военного фотографа: он знаменит, его снимки востребованы, ему 65 лет, и он все еще жив.









Денис Синяков
«Работа фотожурналиста сегодня сильно изменилась. Теперь он все чаще снимает не на линии фронта, а где-то там, в глубине».

Пример фотографа Дениса Синякова показателен: опасность подстерегала его во время съемок военных конфликтов, но настигла в мирном Печорском море. 19 сентября 2013 его задержали вместе с командой судна Arctic Sunrise за акцию у платформы Приразломная. И хотя Синяков выполнял лишь свои обязанности фотографа, он получил обвинение в пиратстве (сейчас его квалифицируют как хулиганство) и два месяца в СИЗО.

На личном сайте фотографа можно найти репортажи с грузино-российского и ливано-израильского конфликтов, съемки деятельности команды медицинской эвакуации (Medevac) в Афганистане и многое другое.

Кроме того, Денис Синяков известен тем, что снимал концерт панк-группы Pussy Riot, подготовку и саму акцию «Украду за Путина» группы Femen, а также суд над Михаилом Ходорковским. Однако в портфолио Синякова входят не только политические темы: он снимал быт ненцев, лесные пожары, жителей деревни-призрака Муслимово и многое другое. В последнее время фотограф уделял большое внимание своему проекту Changing Face of Russia, в котором коснулся такой сложной темы, как миграция в Россию граждан из стран бывшего СССР.









Зориа Миллер
«Чтобы стать фотожурналистом, достаточно любой техники, способной сделать фотографию, включая сотовые телефоны с камерой, одноразовые или просто малобюджетные фотоаппараты. Я начал свою карьеру с обычной 6-мегапиксельной камерой, и вы до сих пор можете увидеть эти снимки в моем портфолио».

Американский фотограф Зориа Миллер имеет особый интерес к фотографиям военных столкновений. В свое время он работал в «Красном кресте» и участвовал в волонтерских программах по оказанию помощи странам третьего мира. Сегодня он старается уделять особое внимание различным фондам и гуманитарным организациям. Специфическая красота и выразительность некоторых кадров может посоревноваться даже с легендарной высадкой в Нормандии в исполнении Роберта Капы.







Рон Хавив
«Я поехал в Словению, первую республику, которая встала на путь отделения, после того, как прочитал небольшую статью в газете про национальные движения и возможную войну. В итоге я провел около пяти лет между 1991 и 2001 годами, документируя то, как растворялась страна в различных войнах».

Военный корреспондент родом из США начал снимать вооруженные столкновения еще в конце 1980-х, а его звездный час пришелся на время Югославских войн. В его репортажах запечатлены драматические эпизоды битвы за Вуковар и осады Сараево, а также деятельность знаменитого сербского формирования «Тигры Аркана». Именно снимая «тигров», Хавив сделал знаменитый снимок в боснийском городе Биелина. Эта фотография стала одним из символов Югославской войны в целом и военных преступлений в частности. На ней солдат из «Тигров Аркана» бил ногой по телу одного из гражданских, только что убитых его товарищами.

Свою фотографическую деятельность Хавив продолжил и после Югославии. На его счету фотографии нарковойн в Мексике, гражданской войны в Шри-Ланке, фоторепортаж о последствиях российско-грузинского конфликта, а также о войне преступных группировок в Лос-Анджелесе.







Ману Брадо
«Часто мы прячемся за фотоаппаратами, чтобы ничего не чувствовать. Тогда мы думаем: это работает, а это нет, это трогает, а это нет, это может привлечь внимание. Мы словно превращаемся в камень. А когда ты возвращаешься домой или добираешься до отеля и начинаешь редактировать снимки, ты начинаешь чувствовать все то, что произошло в течение дня».

Испанец Ману Брадо успешно завершил обучение искусству фотографии в Овьедо и Мадриде, после чего нашел себя в славном деле военного корреспондента и стал частью агентства Associated Press.

В этом году он получил Пулитцеровскую премию за фотографию из осажденного Алеппо, где поймал невероятный по силе трагический кадр, на котором отец держит на руках умирающего сына. Особое внимание следует уделить и его репортажам из Ливии, которые дались Брадо с большим трудом, так как в апреле 2011-го ливийская армия заключила фотографа под стражу, продержав в заключении больше месяца.





Фабио Букьярелли
«Каждый конфликт оставляет нестираемые следы, рубцы, которые ты несешь в себе. То, что остается, - это горе и боль матерей, которые потеряли детей во время бомбардировок, слезы счастья народа, который освободился от диктатуры, тысячи гражданских, которые покидают свои дома в поисках безопасного места, люди, которых ты встречаешь по пути, с которыми разговариваешь и делишь кусочек своей жизни…»

Букьярелли начал карьеру фотожурналиста всего лишь четыре года назад, но сегодня он уже отмечен двумя крупнейшими фотоконкурсами (второй приз World Press Photo 2013, третье место Sony World Photo Award 2013), а также публикациями в изданиях с мировым именем (The Times, The Guardian, The Wall Street Journal и La Repubblica).

Итальянец получил диплом инженера в Политехническом университете Турина, проработал по специальности около года, а потом взял и радикально сменил род деятельности. В 2009-м он уехал на съемки в Турцию и Иран, но прославился, лишь вернувшись домой. 6 апреля 2009-го началось сильнейшее землетрясение, которое практически стерло с лица земли город Акуила, столицу региона Абруццо. После снимков последствий этой ужасной трагедии о Букьярелли и узнали в мире фотографии.

Позже, уже с началом Жасминовой революции и войны в Ливии, он смог проявить себя в военной фотографии. Сегодня Букьярелли - признанный мастер своего дела, автор книги «Запах войны» и журналист, чьи статьи успешно публикуются в крупных итальянских изданиях. На его сайте можно найти снимки из военной Ливии, современной Сирии, репортажи о столкновениях в Мали и серию снимков, посвященную малоизвестному конфликту между национальным округом Карен и Бирмой.







Пол Хансен
«Мы приехали в Ливию, в Триполи, вокруг царил хаос, опасность, мы никого не знали и нам нужен был переводчик. В холле отеля мы встретили довольно много местных, один из них оказался инженером. Это был приятный человек, спокойный, с добрыми глазами, ему было около 60-ти, это не был молодой парень в поисках наживы. В итоге мы спросили его, может ли он помочь нам, и он согласился, но сказал, что сможет поработать лишь половину дня, так как его сына вчера убили».

Мало кто может остаться равнодушным при виде фотографии Gaza Burial, изображающая скорбящих родственников и детей, убитых во время бомбардировки сектора Газа. Этот снимок настолько силен и эмоционально наполнен, что после его победы в World Press Photo 2013 нашелся эксперт, который заявил, что это не просто фотография, а некий хитроумный коллаж. Однако жюри и эксперты крупнейших мировых фотоконкурсов, проанализировав снимок, пришли к выводу, что это все же не коллаж и не пресловутый Photoshop.

Хансен - фотограф с достаточно большим стажем, один из немногих военных корреспондентов, предпочитающих работу в штате (шведское издание Dagens Nyheter), а не фриланс. При этом интересы фотографа простираются далеко за пределами спокойной Швеции, благодаря чему на его личном сайте можно увидеть репортажи из современного Афганистана, проблемного Конго, Кении, оккупированного Ирака и протестного Бахрейна.



Уолтер Астрэде
«Вместо того чтобы думать: „Опять он нам показывает жестокость“, я надеюсь, люди начнут думать: „А что я могу сделать, чтобы изменить это?“»

Уолтер Астрэде родился в Буэнос-Айресе и свою карьеру начал в местной газете La Nacion, а окончательно сформировался как фотограф после продолжительной поездки по Южной Америке. Сейчас он живет в Барселоне, занимается крупным фотопроектом, посвященным жестокому обращению с женщинами, и преподает фотографию.

Зайти на сайт следует хотя бы ради двух его фоторепортажей: Bloodbathon Madagascar и Kenya Post Election Violence. Это страшное зрелище для аудитории с крепкими нервами, квинтэссенция войны, реалистичный рисунок конфликтов на черном континенте.









Война - рутина, и на газетные обложки сегодня попадают лишь самые резонансные её эпизоды. Гибель 280 пассажиров боинга, сбитого на востоке Украины - один из таких. Фотографии с места этой трагедии облетели мир, спровоцировав в журналистской среде очередную дискуссию о том, какие снимки выходят за грань профессиональной этики, можно ли передать весь ужас происходящего без трупов в кадре и есть ли в фотографии, на которой запечатлена смерть, место эстетике.

Bird In Flight поговорил с фотографами, которым часто приходится работать в горячих точках, о том, каких правил они придерживаются при съёмке и какой реакции аудитории хотят добиться, а также спросил фоторедакторов, какие фотографии они не ставят в печать и какие публикации считают ошибкой.

Если ты не будешь этому ужасаться, будешь и дальше сидеть дома на диване в уверенности, что ничего страшного не происходит.

Оказавшись возле самолёта, я впала в шок и поначалу не знала, что снимать. Я понимала, что мы - журналисты, мы уже там и должны делать свою работу. Но у меня были сомнения, что можно снимать, что нельзя. Я пыталась определить собственные моральные рамки и решила не фотографировать крупные планы.

Я переживала, чтобы фотографии не были оскорбительными для родственников погибших. И вот этот контраст - красивое поле, цветы - вызвал у меня сильные эмоции. Я сняла так, чтобы не было видно лица, нижних частей тела. Если бы труп был изувечен, конечно, я бы не сделала эту фотографию.

Не слишком ли эстетичен кадр? Да, есть мнение, что нужно показывать весь ужас случившегося, и у меня были такие снимки. Но если бы это была моя смерть, мне хотелось бы, чтобы её показали красиво. Я бы не хотела, чтобы сфотографировали мою оторванную руку.

Наше издание не публиковало слишком тяжёлые фото, но мне кажется, когда такое происходит, люди должны видеть этот кошмар. Это же не просто авиакатастрофа - это последствия военного конфликта. Если ты не будешь этому ужасаться, будешь и дальше сидеть дома на диване в уверенности, что ничего страшного не происходит.

{
"img": "/wp-content/uploads/2014/07/ethics_slide1_960x720_01.jpg",
"alt": "Обложка Toronto Sun, Канада, 18 июля 2014 года. Крушение малайзийского боинга в восточной Украине.",
"text": "Обложка Toronto Sun, Канада, 18 июля 2014 года. Крушение малайзийского боинга в восточной Украине."
},
{
"img": "/wp-content/uploads/2014/07/ethics_slide1_960x720_02.jpg",
"alt": "Обложка De Volkskrant, Нидерланды, 18 июля 2014 года. Крушение малайзийского боинга в восточной Украине.",
"text": "Обложка De Volkskrant, Нидерланды, 18 июля 2014 года. Крушение малайзийского боинга в восточной Украине."
},
{
"img": "/wp-content/uploads/2014/07/ethics_slide1_960x720_03.jpg",
"alt": " Обложка The New York Times, США, 18 июля 2014 года. Крушение малайзийского боинга в восточной Украине.",
"text": " Обложка The New York Times, США, 18 июля 2014 года. Крушение малайзийского боинга в восточной Украине."
},
{
"img": "/wp-content/uploads/2014/07/ethics_slide1_960x720_05.jpg",
"alt": "Обложка Morgenavisen, Дания, 18 июля 2014 года. Крушение малайзийского боинга в восточной Украине.",
"text": "Обложка Morgenavisen, Дания, 18 июля 2014 года. Крушение малайзийского боинга в восточной Украине."
},
{
"img": "/wp-content/uploads/2014/07/guardian960x720.jpg",
"alt": "Обложка The Guardian, Великобритания, 18 июля 2014 года. Крушение малайзийского боинга в восточной Украине.",
"text": "Обложка The Guardian, Великобритания, 18 июля 2014 года. Крушение малайзийского боинга в восточной Украине."
},
{
"img": "/wp-content/uploads/2014/07/ethics_slide1_960x720_07.jpg",
"alt": "Обложка Коммерсантъ, Россия, 18 июля 2014 года. Крушение малайзийского боинга в восточной Украине.",
"text": "Обложка Коммерсантъ, Россия, 18 июля 2014 года. Крушение малайзийского боинга в восточной Украине."
}

Фоторепортёр - не криминалист, поэтому некоторая художественность даже на страшных фотографиях должна присутствовать.

У новостной фотографии есть одна задача - информировать о происходящем. Всё остальное - от лукавого. Какие-то фотографии продолжают жить десятилетиями, становясь символами, какие-то (таких, понятное дело, большинство) - уже через пару дней никому не будут нужны.

У меня нет каких-то чётких правил - я всегда на месте решаю, что и как снимать. И если в случае техногенных катастроф фотографирование трупов мне кажется лишним, то в случае военных действий - нет. Хотя какие-то пределы, разумеется, должны быть. Многое зависит от политики издания или агентства, на которое ты работаешь - кто-то поставит кровавые картинки, а кто-то ограничится более спокойной карточкой. Ну, и не стоит забывать, что фоторепортёр - всё-таки не криминалист, поэтому некоторая художественность даже на страшных фотографиях должна присутствовать.

Каждый раз во время съёмки я задаю себе вопрос: «А хотел бы я, будучи на месте героев истории, чтобы меня снимали?» Когда понимаю, что не хотел бы, стараюсь лишний раз на кнопку не нажимать. То есть, что-то важное я сниму, конечно же, но постараюсь сделать это так, чтобы никого не потревожить.

Что касается профессионального цинизма, то это неотъемлемая часть нашей работы. Приходится работать с людьми, которые стали жертвами тех или иных обстоятельств, но всем сопереживать не получится. Это контрпродуктивно в профессиональном смысле, да и для сердца тяжело. Да, со временем ко всему начинаешь относиться проще, менее эмоционально. При этом цинизм фотографов и журналистов всё-таки сильно преувеличен.

Я не снимал тела погибших пассажиров MH17, хотя знал, что на такие снимки будет спрос.

Когда происходят события исторической важности, нам приходится порой показывать миру ужасающие картины. Но важно помнить, что у жертв катастроф и военных конфликтов есть родственники и друзья. В эпоху интернета они рискуют увидеть своих близких такими, какими не хотели бы их запомнить. Поэтому фотографы должны спросить себя, готовы ли они увидеть своих родных в таком виде.

Фотографу нужна определённая степень свободы. 17 июля я не снимал тела погибших пассажиров MH17, хотя знал, что на такие снимки будет спрос. Был и другой материал для истории. Редакторы попросили меня снимать не окровавленные тела, а вещи, принадлежавшие погибшим.

{


},
{
"img": "/wp-content/uploads/2014/07/ethics_slide2_960x640_04.jpg",
"alt": "Новостная лента российского телеканала LifeNews. Крушение малайзийского боинга в восточной Украине.",
"text": "Новостная лента российского телеканала LifeNews. Крушение малайзийского боинга в восточной Украине."
},
{
"img": "/wp-content/uploads/2014/07/ethics_slide2_960x640_05.jpg",
"alt": "Пост «Фотографии с места крушения малайзийского боинга» в International Business Times.",
"text": "Пост «Фотографии с места крушения малайзийского боинга» в International Business Times."
},
{
"img": "/wp-content/uploads/2014/07/ethics_slide2_960x640_06.jpg",
"alt": "Пост Time LightBox «Крушение малайзийского боинга в Украине: нереальные сцены фотографа Жерома Сессини».",
"text": "Пост Time LightBox «Крушение малайзийского боинга в Украине: нереальные сцены фотографа Жерома Сессини»."
}

Фоторепортёр должен найти образ и через него передать весь ужас происходящего.

Однажды мы с коллегами провели эксперимент: наш шеф нашёл фотографию, на которой была изображена голова террориста в луже крови, и предложил изданиям мирового масштаба это опубликовать. Никто не согласился - редкий читатель хочет видеть снимки, предназначенные для патологоанатомов. Если стоит задача передать весь ужас происходящего, хороший фоторепортёр должен сделать это через образ, а не просто фотографировать расчленёнку.

Есть разные способы показать трагедию. Одно время я работал с «Магнолия-ТВ», и нам пришлось снимать сюжет о мёртвом младенце, которого нашли в мусорном баке. Приехав на место, мы увидели детей, с интересом рассматривавших бак - это и мог быть тот образ, который передал бы суть произошедшего. Найти его - и означает быть профессионалом.

Я не верю в то, что фотографы, работающие в горячих точках, со временем становятся циничными - этого не может случиться с человеком с твёрдой психикой. В моей практике был один случай: в январе 1995 года, во время первой чеченской войны, в Грозный съехались самые маститые фотожурналисты. Мы стояли вдоль забора на одной из улиц, а по дороге шла старушка с ведёрком. Снайпер выстрелил ей прямо в голову, она упала. Как вы думаете, что сделали фотографы? Они прекратили съёмку и побежали под обстрелом, чтобы помочь умирающей женщине. Один, правда, остался на месте и снимал, как те её несут. Его шеф потом отказался публиковать этот снимок.

Главная задача военной фотографии - сделать всё, чтобы происходящее больше никогда не повторилось. Важно запечатлеть историю страны, человечества, народа - её должен знать каждый, это помогает избегать многих ошибок.

Военная фотография должна рассказывать честную историю. Люди, которым посчастливилось не видеть войны собственными глазами, должны понимать, что происходит.

Война безобразна. Происходят действительно ужасные вещи. Как их снимать - зависит от ситуации. С одной стороны бесполезно публиковать снимки, которые заставят читателя поскорее перевернуть страницу. Но в то же время события нужно показывать такими, какие они есть. Не приукрашивая. Чтобы чувствовать этот баланс, нужно уметь сочувствовать.

Военные фотографы должны сохранять спокойствие в стрессовых ситуациях и уметь сопереживать. Если вы не можете взять себя в руки, находясь на поле боя - эта работа не для вас. Но нельзя и полностью отключить все чувства, не пропускать всё происходящее через себя - каким бы профессионалом вы ни были, вы всё ещё остаётесь человеком.

Военная фотография должна рассказывать честную историю. Люди, которым посчастливилось не видеть войны собственными глазами, должны понимать, что происходит. Иногда показывать мёртвые тела - часть этой задачи, но нужно искать и другие способы передать трагизм событий.

Работая в Сирии, я снимала не всё, что видела. У меня есть фотографии, на которых изображены тела, накрытые полотном. Они лежали раскрытыми ещё за несколько мгновений до того, как я нажала на спуск. Я чувствовала, что мне стоит немного подождать - история ничего не потеряет.

Но я показывала трупы, когда считала это необходимым. Однажды я стала свидетельницей того, как хоронили шестерых братьев и сестёр, которые погибли при бомбёжке. Это был один из самых сложных дней моей работы. Именно тогда я решила сделать снимок непокрытых тел - семья погибших хотела показать всему миру настоящую картину произошедшего. Я старалась держать себя в руках, но после редактирования и отправки снимков я расплакалась.

{
"img": "/wp-content/uploads/2014/07/warning.jpg",
"alt": "На грани: Как снимать смерть"
},
{
"img": "/wp-content/uploads/2014/07/ethics_slide3_960x720_01.jpg",
"alt": "Обложка Boston Globe, США, 16 апреля 2013 года. Теракт во время бостонского марафона.",
"text": "Обложка The Boston Globe, США, 16 апреля 2013 года. Теракт во время бостонского марафона."
},
{
"img": "/wp-content/uploads/2014/07/ethics_slide3_960x720_02.jpg",
"alt": "Обложка Daily Mirror, Великобритания, 21 октября 2011 года. Смерть Каддафи.",
"text": "Обложка Daily Mirror, Великобритания, 21 октября 2011 года. Смерть Каддафи."
},
{
"img": "/wp-content/uploads/2014/07/ethics_slide3_960x720_03.jpg",
"alt": "Обложка New York Post, США, 4 декабря 2012 года. Смерть в нью-йоркском метро.",
"text": "Обложка New York Post, США, 4 декабря 2012 года. Смерть в нью-йоркском метро."
},
{
"img": "/wp-content/uploads/2014/07/ethics_slide3_960x720_04.jpg",
"alt": "Обложка New York Daily News, США, 22 сентября 2013 года. Нападение в торговом центре в Кении.",
"text": "Обложка New York Daily News, США, 22 сентября 2013 года. Нападение в торговом центре в Кении."
},
{
"img": "/wp-content/uploads/2014/07/ethics_slide3_960x720_05.jpg",
"alt": "Обложка Life, США, 26 ноября 1965 года. Реалии Вьетнамской войны.",
"text": "Обложка Life, США, 26 ноября 1965 года. Реалии Вьетнамской войны."
}

Есть разница: одно дело - сделать снимок, другое - его обнародовать.

Я считаю, что фотография - это всегда документ, доказательство. Поэтому фотограф должен снимать всё. При подготовке публикации отбираются снимки, необходимые для подтверждения идеи материала (это всё-таки коллективный труд). И здесь очень многое зависит от позиции редакции, вкуса главного редактора и, несомненно, таланта фотографа.

Я в любых ситуациях жму на спуск. Но есть разница: одно дело - сделать снимок, другое - его обнародовать. У меня был случай. В октябре 1992 года я снял место катастрофы Ан-124 под Киевом. Среди опубликованных фотографий был снимок лица погибшего пилота, которое в огне буквально вплавилось в шлем. Снимок был жуткий и сильный. Через какое-то время мне передали, что семья лётчика пришла в ужас от увиденного. С тех пор я всегда помню, что у каждого моего персонажа есть близкие.

Изображения должны сообщать ещё что-то, кроме того факта, что произошла трагедия.

Когда речь заходит об этике, важно придерживаться золотой середины. У фотографов и редакторов должны быть серьёзные причины, чтобы снимать и публиковать слишком откровенные снимки, показывающие трагическую смерть. Особенно, если по ним можно опознать личности погибших.

С одной стороны я считаю, что такие фото публиковать нельзя - у некоторых пассажиров MH17 наверняка были родственники и знакомые, которые даже не знали, что те находились в упавшем самолёте. С другой стороны, донести то, что люди погибают, нужно - ведь это действительно происходит. В этом смысле проще всего снимать мёртвые тела, но такие кадры не несут никакой ценности с точки зрения фотографии. Изображения должны сообщать ещё что-то, кроме того, что произошла трагедия.

С развитием социальных медиа фотографы и журналисты сами принимают решение, что публиковать в Сети. Поэтому их также необходимо обучать редакторским навыкам. Практически всегда вокруг места происшествия собираются люди и фотографируют всё, что видят - с этим ничего не поделаешь. И двадцать лет назад, и сейчас люди делают такие снимки - просто сейчас их можно размещать в социальных сетях.

Притупление чувств при постоянном потоке натуралистичных снимков напоминает мне ситуацию с видеоиграми - мы беспокоимся о том, что люди прекращают воспринимать насилие как что-то ненормальное. Во многом восприятие зависит от того, когда люди видят снимок - сразу же после катастрофы или через несколько лет. То, как это влияет на общество в целом - сложный вопрос.

{
"img": "/wp-content/uploads/2014/07/warning.jpg",
"alt": "На грани: Как снимать смерть"
},
{
"img": "/wp-content/uploads/2014/07/ethics_slide2_960x640_01.jpg",
"alt": "Пост Анастасии Власовой в Instagram. Крушение малайзийского боинга в восточной Украине.",
"text": "Пост Анастасии Власовой в Instagram. Крушение малайзийского боинга в восточной Украине."
},
{
"img": "/wp-content/uploads/2014/07/ethics_slide2_960x640_02.jpg",


},
{
"img": "/wp-content/uploads/2014/07/ethics_slide2_960x640_03.jpg",
"alt": "Пост в социальной сети ВКонтакте. Крушение малайзийского боинга в восточной Украине.",
"text": "Пост в социальной сети ВКонтакте. Крушение малайзийского боинга в восточной Украине."
}

Приходилось ли мне жалеть о публикации фото?
Да, увы.

Есть репортажное фото, а есть безжалостная фотоохота за жареным - это разные вещи. Репортажный снимок тоже может быть откровенным, пугающим, вызывающим отвращение или негодование у зрителя, но он не имеет цели унизить. Именно поэтому в своё время все «гранды» инфопространства отказались от покупки и публикации фотографий принцессы Дианы в разбитом автомобиле после аварии в парижском тоннеле.

Приходилось ли мне жалеть о публикации фото? Да, увы. Я пошел на похороны поэта Дмитрия Пригова, чья смерть для меня была очень болезненна, и сделал об этом фоторепортаж - как казалось мне тогда, вполне уважительный, бесстрастный. Публикация его в блоге вызвала резко негативную реакцию некоторых моих знакомых, знавших Пригова, и мне пришлось удалить материал. Больше я с фотоаппаратом на похороны не хожу.

Фотография должна быть антивоенной,
но каждый по-своему видит самый короткий путь к миру.

Фотография в первую очередь должна рассказывать о происходящем, передавать новостное сообщение. Я бы добавил, что она должна быть антивоенной, но каждый по-своему видит самый короткий путь к миру. Один и тот же снимок может по-разному восприниматься: одного он подвигнет на организацию гуманитарной помощи, другого - на сбор средств для добровольцев.

Я никогда не отказывался от кадра из-за его жестокости, но бывало, что не снимал из уважения к чувствам того, кто был передо мной. Ужас войны можно передать тоньше, чем излишним натурализмом. Но это не общее правило, каждый фотограф и каждое издание решают самостоятельно.

На войнах, да и в любых экстремальных ситуациях восприятие притупляется. Это не хорошо и не плохо, это естественный защитный механизм психики. Сам я впервые ощутил это летом 2012-го, когда в Крымске случилось наводнение. Я приехал туда глубокой ночью, и меня начали накрывать эмоции. Но уже на следующее утро, после ночёвки в палатке эмчеэсников, чувства отхлынули. В таком состоянии я не мог понять, какие кадры сильнее подействуют на зрителя, и это сильно затруднило отбор фотографий для отправки в редакцию.

Войнам не должно быть места в цивилизованном обществе, но они, большие или малые, ведутся непрерывно. Показывая их звериный оскал, военфотокоры побуждают человечество к миру. Константин Симонов чаще других бывал на фронтах Великой Отечественной войны, поэтому его размышления о войне особенно авторитетны. О военфотокорах он пишет следующее: «Когда я, писатель, думаю о профессии фотокорреспондента на войне, я думаю о том, как трудна эта профессия. Мы можем написать потом, нам не обязательно писать тогда. Мы можем что-то занести в свой блокнот, два-три слова, и потом развернуть из этого всю картину, потому что работает наша память. Они не могут снять потом. Они могут снять только тогда, в тот момент, вот тот танк, который идет на них, и ту атаку, которую они видят. И то бедствие, которому они стали свидетелями. Аппарат не запоминает, аппарат снимает. Их память - это их съемки. То, что осталось на пленке, это и есть их память о войне, и в то же время это уже не их память. Это уже стало памятью человечества». Потрясающих военных снимков много, делались они по-разному: некоторые военфотокоры снимали инсценировки, которые тоже действовали на эмоции зрителей, если получали плакатное звучание - и они тоже были вкладом в победу. Но во сто раз проникновеннее снимки, сделанные в кровавой суматохе настоящего боя. Давайте вместе попробуем назвать известные вам фотографии войны. Но даже самому мужественному фотографу редко удается отснять яркий боевой эпизод. Большинство фоторепортеров прорывались на передовую и делали свою работу прямо под огнем противника. По неполным данным, более 360 фото- и кинодокументалистов погибли при выполнении журналистского долга.

Солдатский труд. Израиль Озерский

Если бы Израиль Озерский сделал лишь одну единственную фотографию - "Солдатский труд", то и этого было бы достаточно, чтобы быть причисленным к корифеям советской, да и не только советской военной фотографии. Кадр простой до удивления - ничего героического в нем вроде бы и нет, ну катят бойцы орудие, и самих их едва видно сквозь клубы дыма, а может быть и пыли - одни каски просвечивают. Но происходит это на самой-самой передовой. Орудие уже развернуто для стрельбы, и стрельба эта будет прямой наводкой по вражеским танкам, что для артиллеристов то же самое, что для пехоты - рукопашная: лицом к лицу. И ведет их на линию огня не командир даже, а простой солдат, да к тому же из той самой пехоты. Он в отличие от пушкарей не в каске, а в пилотке, да еще скатка шинельная через плечо. И в руках у него не обычная винтовка - трехлинейка мосинская, - а не то карабин, не то трофейный автомат. И по всему по этому видно, что перед нами человек бывалый, про таких говорят - тертый калач. Такие вот с виду неказистые солдаты и выиграли самое грандиозное побоище двадцатого века... А дорогу он артиллеристам показывает, потому что знает на этом клочке земли каждый кустик и каждую колдобину, в которой можно в случае чего понадежней укрыться. Ну а пушка, пришедшая на помощь его взводу или роте, сейчас прикроет их от очередной танковой атаки, благо подоспели вовремя... Сколько он протопал уже этот солдат, сколько земли перепахал, окапываясь на каждом новом рубеже - даже вообразить трудно. И война для него сплошная тяжелая физическая работа, да еще и под постоянным обстрелом, под сыплющимися с небес бомбами и под вечной угрозой наступить на притаившуюся в земле-матушке мину-ловушку.- Удивительно точное название - "Солдатский труд"!

30 ноября 1939 года началась советско-финская война, которую многие историки относят уже к событиям Второй мировой войны. Целью Советского Союза тогда было обеспечение безопасности Ленинграда, который располагался в опасной близости от границы с Финляндией. В случае начала полномасштабного военного конфликта Финляндия могла предоставить свою территорию в качестве плацдарма для размещения войск противников СССР. Кровопролитная советско-финская война продолжалась вплоть до марта 1940 года. В преддверии 75-летия этого события мы решили вспомнить о лучших фотографиях, демонстрирующих ужасы войны и радость победы. Предлагаем Вашему вниманию подборку 10 самых знаменитых военных фотографий.

«Комбат», Максим Альперт (1942)

Знаменитый снимок «Комбат» был сделан советским фронтовым корреспондентом Максимом Альпертом 12 июля 1942 года в Луганской области, где держал героическую оборону 220-й стрелковый полк. На фотографии запечатлен советский командир с пистолетом ТТ в руке, поднимающий своих бойцов в атаку. Альперт успел сделать лишь пару снимков командира до того момента, когда осколок снаряда разбил его фотоаппарат. Этим же снарядом командира батальона убило. Уникальная фотография была напечатана в советских газетах в том же году, а вот имя героя, запечатленного на снимке, оставалось неизвестным. Только спустя годы было выяснено, что легендарный комбат родом с Украины, Запорожской области. Снимок М. Альперта стал настоящим символом мужества и воинской отваги, он был увековечен в нескольких памятниках и юбилейных медалях.

Бомба «Толстяк», 1945

Уникальное фото, демонстрирующее взрыв американской атомной бомбы, прозванной «Толстяк» («Fat Man»), во время бомбардировки Нагасаки 9 августа 1945 года. Эта бомба весом четыре с половиной тонны имела плутониевое ядро, окруженное более чем шестьюдесятью зарядами взрывчатки, которые были собраны в правильную геометрическую форму, напоминавшую футбольный мяч. Детонирование зарядов приводило к цепной ядерной реакции и разрушительному взрыву.

На фотографии запечатлен первый и, к счастью, единственный случай в истории человечества, когда атомные бомбы использовались для военных задач. Во время американских бомбардировок Хиросимы и Нагасаки было убито более семидесяти тысяч человек, и еще многие тысячи людей скончались от последствий радиоактивного излучения в последующие годы. Сегодня эта знаменитая фотография наглядно показывает опасный потенциал атомного оружия и подлинный, безжалостный характер войны.

«Омаха Бич», Роберт Капа (1944)


6 июня 1944 года началась операция союзников, которая получила название «День Д», по высадке войск на берегах Нормандии (Франция). Всего было определено пять точек для высадки десанта, одной из которых стал пляж Омаха, за который отвечала американская армия. Именно в этом секторе произошли самые ожесточенные и кровопролитные бои с фашистскими войсками. Всего за один день боев американцы потеряли здесь порядка трех тысяч солдат. Произошло это потому, что самолеты-бомбардировщики из-за тумана не смогли разрушить укрепления противника в этом районе. На легендарном снимке, сделанном военным фотокорреспондентом Робертом Капой, запечатлен сам момент высадки войск на пляж Омаха, когда десяткам тысяч солдат приходилось преодолевать расстояние до берега под огнем артиллерии.

Капа во время этих страшных событий находился рядом с солдатами, ему также приходилось нырять под воду, чтобы спастись от пуль. Фотографу было некогда думать о технических моментах, поэтому снимок получился размытым, с явными ошибками в экспозиции. Впрочем, это не помешало фотографии стать по-настоящему культовой – ее напечатал журнал «Life», отдавая, таким образом, должное доблести и смелости солдат, героически погибших во время кровопролитного сражения.


«Казнь в Сайгоне», Эдди Адамс, 1968

Пожалуй, самое знаменитое фото Вьетнамской войны. Оно было сделано в 1968 году фотокорреспондентом агентства «Associated Press» Эдди Адамсом в Сайгоне, когда вьетконговцы начали активное наступление на город. В столице внимание фотографа привлекли двое пехотинцев южновьетнамской армии, которые конвоировали человека. Адамс с камерой в руках наблюдал за тем, как эти двое солдат рассказали генералу Нгуен Нгок Лоану о том, что арестованный убил полицейских. Тут же военачальник достал револьвер, направил ствол на голову пленного и нажал на спуск. Буквально за секунду до выстрела раздался другой щелчок – Адамс сделал свой легендарный кадр.

Это фотоизображение стало символом антивоенного движения в Америке, сыграв значимую роль в изменении отношения простых американцев к событиям Вьетнамской войны. Адамс получил за свой снимок множество престижных наград, включая Пулитцеровскую премию. Впрочем, события того дня не столь однозначны. Ведь пленного вьетконговца, которого хладнокровно убил бригадный генерал, арестовали у канавы, заполненной более чем тридцатью трупами полицейских и их родственников. Сам Адамс впоследствии назвал генерала Нгуен Нгока героем.

«Поднятие флага над Иводзимой», Джо Розенталь (1945)


Джо Розенталь запечатлел на камеру как группа морских пехотинцев США, которые участвовали в боях за крохотный остров Иводзима, поднимают флаг на горе Сурибаши. Этот снимок стал чрезвычайно популярным на западе и был перепечатан во многих изданиях. Примечательно, что гора Сурибаши была взята американскими войсками еще двумя часами ранее до самого момента съемки, и на ней уже был поднят звездно-полосатый флаг. Однако тот флаг был слишком маленьким, поэтому было решено заменить его более весомым полотном. Кстати, этот большой стяг уцелел до наших дней и хранится в Музее морской пехоты США. Захват острова дался американцам серьезной ценой – они потеряли более двадцати пяти тысяч человек убитыми и ранеными, поэтому фото Розенталя является одним из наиболее узнаваемых и значимых образов Второй мировой войны.

«Ополченец-лоялист в момент смерти», Роберт Капа (1936)


Еще один знаменитый снимок от выдающегося фотожурналиста Роберта Капы. В сентябре 1936 году тогда еще молодой репортер Капа отправился в Испанию, где в тот момент разворачивались события Гражданской войны. Утром 5 сентября Капа находился в окопе в Южной Эстремадуре. Когда началась атака республиканской армии и раздались автоматные очереди, Капа просто высунул из окопа свою камеру и наугад нажал на спуск. Каково же было его удивление, когда на проявленном фото он увидел удивительный момент – застреленный ополченец падает на землю в замедленном движении.

Фотография получилась очень драматичной и эмоциональной. Однако многие эксперты сомневаются, что этот невероятный кадр является подлинным. Они считают фотографию Капы постановкой, указывая на то, что сам автор фотографии на самом деле находился в нескольких километрах от эпицентра боевых действий. К тому же, известно, что ополченец, опознанный впоследствии по фотографии, в действительности был убит в тот момент, когда пытался скрыться за деревом.

«Сожжение заживо во Вьетнаме», Ник Ут (1972)


Душераздирающая и пронзительная фотография войны во Вьетнаме. На ней запечатлены плачущие, испуганные дети, которые бегут, спасаясь от воздушной атаки напалмом на деревню. Обнаженная девятилетняя девочка Фэн Тай Ким Фук, которую мы видим в центре фотографии, во время этих страшных событий получила смертельные ожоги. Но врачи в Сайгоне, выполнив семнадцать пластических операций, все же смогли ее спасти. В 90-е годы она переехала жить в Северную Америку, где основала собственный фонд, призванный помогать детям, которые стали жертвами военных конфликтов. Ник Ут за это фото был удостоен Пулицеровской премии.

Фриц Кляйн, врач печально известного концлагеря Берген-Бельзен, был арестован в апреле 1945 года представителями английской армии. Главной обязанностью этого врача был выбор евреев и советских военнопленных для отправки их в газовые камеры. В первые дни после освобождения концентрационного лагеря его вместе с другими эсесовцами заставили хоронить в братской могиле валявшиеся по всему лагерю Берген-Бельзен трупы. В этом лагере британские войска обнаружили более десяти тысяч трупов, ими также было освобождено шестьдесят тысяч заключенных. На снимке доктор Кляйн стоит в огромной могиле на горе мертвецов. В конце 1945 года по решению британского трибунала Фриц Кляйн был повешен.

«Знамя победы над Рейхстагом», Евгений Халдей (1945)


Евгений Халдей 30 апреля 1945 года сумел запечатлеть легендарный момент – бойцы советской армии водружают Знамя победы над Рейхстагом. В СССР снимок стал настоящим символом победы над фашистской Германией, он также был опубликован во всех ведущих изданиях мира. Всемирно известная фотография, сделанная советским фотокорреспондентом Евгением Халдеем, на самом деле была постановочной. По заданию редакции Халдей отправился в Берлин, взяв с собой три красных знамени, одно из которых как раз и украсило Рейхстаг. Но к тому моменту советские воины уже водрузили флаг на здание Рейхстага, поэтому Халдей решил сделать ряд постановочных фото. Он попросил солдат 8-й гвардейской армии, встретившихся ему на пути, помочь забраться на историческое здание и установить там красное знамя. Халдей нашел наиболее удачный ракурс и отснял две кассеты с пленкой.

«Победа на Тайм-Сквер», Альфред Эйзенштадт, 1945

Напоследок, хорошо узнаваемая фотография, сделанная на Таймс-Сквер репортером журнала Life Эйзенштадтом в мгновение триумфа – во время празднования капитуляции Японии. На снимке военный моряк целует незнакомую девушку-медсестру. Фотографу удалось подловить удачный момент во время всеобщего народного ликования. Фотография поцелуя на Таймс-Сквер стала для американцев символом победы во Второй мировой войне. Герои этого легендарного кадра встретились на центральной площади Нью-Йорка совершенно случайно, они не знали ничего друг о друге до этого момент. Все произошло очень быстро, пара поцеловалась, а затем их тут же окружила толпа людей и они растворились в ней. Поэтому имена героев фото Эйзенштадта долгое время оставались безымянными.

Только спустя десятилетия, наконец, удалось идентифицировать девушку – ею оказалась Эдит Шейн. В августе 1945 года она услышала долгожданную новость об окончании войны и побежала праздновать на Тайм Сквер, где Эдит и попала в объятия совершенно незнакомого моряка. А вот роль того самого моряка из легендарной фотокарточки впоследствии оспаривали множество мужчин. Считается, что это был Карл Мускарелло, которому в момент празднования победы над Японией было около двадцати лет.